Выставка произведений великого мастера отечественной живописи Василия Ивановича Сурикова (1848–1916) в Русском музее приурочена к 175-летию со дня его рождения. Последняя монографическая экспозиция картин и рисунков художника, сравнимая по объему и широте, демонстрировалась в Москве и Ленинграде почти девяносто лет назад. Это обстоятельство делает нынешнюю выставку важным событием культурной жизни Петербурга и российской культурной жизни в целом.
Особое место Василия Сурикова в ряду других выдающихся представителей отечественной реалистической школы определяется значимостью затронутых им тем и высоким мастерством их воплощения. Будучи по своему происхождению из рода сибирских казаков – сословия, вовлеченного в события бурных веков истории российского государства, художник тяготел к изображению сильных страстей и сильных личностей. Масштабу замыслов Сурикова соответствовал масштаб его монументальных по художественной трактовке и размерам исторических полотен, создавая которые он много наблюдал, читал и путешествовал, кропотливо накапливая необходимый этюдный материал. Этюды Сурикова к его картинам фиксируют не только портретные черты конкретных моделей, но и передают их эмоциональное состояние в экстремальных сюжетных ситуациях. Эти этюды, как и выразительные портреты современников, которые нередко выступали прототипами героев художника, являют собой уникальную галерею, раскрывающую разные аспекты русского национального характера.
Отдельный зал на выставке отдан выдающимся полотнам Сурикова, созданным на сюжеты из Библии и истории Церкви. Столь широко и полно эта тема в контексте творчества художника раскрывается впервые. Не менее значимым представляется сегодня и графическое наследие Сурикова, которое включает рисунки, акварели, мастерски исполненные в разных жанрах, и книжные иллюстрации. Этой стороне творческой деятельности художника на экспозиции также посвящен специальный раздел.
Безусловным центром притяжения на выставке является знаменитая картина «Боярыня Морозова», чрезвычайно редко покидавшая стены Третьяковской галереи и последний раз экспонировавшаяся в Петербурге, тогда еще в Ленинграде, в 1937 году.
Не менее известные монументальные полотна Сурикова «Покорение Сибири Ермаком» и «Степан Разин» из собрания Русского музея экспонируются после сложной реставрации, произведенной лучшими музейными специалистами. Петербуржцы и гости города впервые имеют возможность созерцать эти картины в том состоянии, какими их создал художник, и какими их видели его современники.
На выставке Сурикова, развернутой в залах корпуса Бенуа, демонстрируется свыше ста двадцати живописных и графических произведений из собраний музеев Санкт-Петербурга, Москвы и Красноярска: Государственного Русского музея, Государственной Третьяковской галереи, Московской галереи народного художника СССР Ильи Глазунова, Церковно-археологического кабинета Московской Духовной Академии, Красноярского государственного художественного музея имени Сурикова и Музея-усадьбы Сурикова в Красноярске. Экспозицию дополняют произведения народного прикладного искусства из богатейшего собрания Русского музея, которые помогают ощутить достоверность предметного и духовного мира, воплощенного художником в его картинах. Информационной поддержкой выставке служит разнообразный и увлекательный медиаконтент.
Выставка Василия Сурикова является частью национального проекта, посвященного прославленному живописцу, и завершает юбилейный «суриковский год».
_________________
Зал 1
Мировоззрение Сурикова сформировалось в детстве и юности, проведенных в Сибири. В третьей четверти XIX века эта обширная область Российской империи еще не имела передовых и надежных коммуникаций с европейскими регионами страны, и ее жизнь протекала в отдалении от развитых городских центров. География консервировала быт, пронизанный архаикой, сохраняла жизнь сибиряков мало отличной от той, какой жили их предки два или три столетия назад. Это ощущение пребывания внутри вечно длящейся истории Сурикова не покидало в дальнейшем ни в Петербурге, ни в Москве. В стенах древних сооружений, на заснеженных улицах с деревянными домами, в потемневших иконах, облаченных в золотые и серебряные оклады, в старинном оружии и одежде, наконец, в характерных мужских и женских лицах – везде художник продолжал искать и видеть то, что обладало для него вневременной ценностью, – красоту, сопряженную с одухотворенностью и драматизмом.
История Сурикову никогда не представлялась в виде объемного фолианта. Он говорил: «Стены я допрашивал, а не книги». Но также художник допрашивал и вещи, и лица. Погружаясь в очередную эпоху, Суриков начинал искать своих героев рядом с собой, постепенно увеличивая радиус этих поисков. В конечном счете, произведенная мастером «телепортация» своих моделей из настоящего в прошлое всегда носила характер абсолютной органичности, исключавшей впечатление костюмированной сцены. Даже когда художник работал над портретом не как над этюдом к большому полотну, а как над самостоятельным произведением, его глаз исторического живописца видел образ портретируемого будто бы уже покрытым неуловимой патиной времени.
В произведениях Сурикова нет абстрактного человека: герой является настоящим мужчиной или настоящей женщиной. Таковой же – «женской» или «мужской» – является его судьба, которую мастер исследует. И любопытно, что к теме женской и мужской судьбы Суриков обратился уже в своей самой первой исторической картине на русский сюжет – «Княжий суд» (1874, Третьяковская галерея), написанной еще во время учебы в Императорской Академии художеств.
Расцвет Сурикова-портретиста пришелся на последние два десятилетия его творческой жизни, когда отчетливо проявленные в его полотнах «мужское» и «женское» начала персонифицировались в исполненных им автопортретах и изображениях близких ему людей, отношения с которыми строились на взаимной симпатии. Два последних по времени произведения Сурикова на темы из русской истории – «Степан Разин» (1906, Русский музей) и «Посещение царевной женского монастыря» (1912, Третьяковская галерея) – выразили неувядаемый романтический темперамент художника, придавшего легендарному атаману автопортретные черты и изобразившего в образе царевны знакомую девушку – Анастасию Добринскую, к которой имел душевную склонность.