14 сентября в Национальной художественной галерее «Хазинэ» в рамках Года Льва Толстого в Татарстане открылся выставочный проект Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан, посвященный 190-летию со дня рождения писателя.

Первая часть проекта – выставка «О Толстом без Толстого»: воплощение оригинальной экспозиционной идеи опосредованного присутствия Толстого в казанской среде 1840-х, совмещенного с взглядом нынешнего современника на казанскую жизнь тех лет.

Вторая часть проекта – выставка «Лев Толстой. Казанская хронология». Выпускник СПбГХПА им. А. Л. Штиглица, член Союза художников Татарстана, известный казанский художник Ильдар Сафин в своей любимой технике акварели, специально для данного проекта, проиллюстрировал основные события жизни Льва Толстого в Казани. Куратором выставки Натальей Архиреевой, архитектором, мастером архитектуры (Королевский технологический институт Швеции) были проведены масштабные исследования в архивах, фондах, депозитариях, музейных хранилищах и разработаны 45 сюжетных тем, раскрывающих казанский период жизни Льва Николаевича, на основе которых, были созданы графические листы.

Впервые в серии акварелей прослеживается жизнь писателя, начиная с истории его приезда в 1841 году в Казань, иллюстрируется отрочество писателя, годы становления Толстого как личности, учеба в Казанском Университете, истории его первых увлечений, религиозных исканий, переезды из дома в дом, пожар, который впоследствии был ярко описан в романе «Война и мир» и, наконец, отъезд из Казани в апреле 1847 года.

Выставка продлится до 13 января 2019 года.

А теперь, пройдёмся по толстовским местам в Казани.

1841 год. Поздняя осень. Тринадцатилетний Лев Толстой вместе с братьями и сестрой приезжает в Казань под опеку Пелагеи Ильиничны Юшковой и ее мужа – Владимира Ивановича Юшкова, отставного полковника, участника Отечественной войны 1812 года. Поселились в доме «против острога», снятом у Горталовых, на улице Поперечно-Казанской (ныне ул. Япеева, 15). Соседство с городской тюрьмой и посещение церкви при ней вносят в жизнь подростка новые неожиданные впечатления.

Имущество, которое можно было вывезти из Ясной Поляны, переправляли водой — по Оке и Волге. Вместе с ним была отправлена и многочисленная дворня: столяры, портные, слесаря, обойщики, повара и пр. Сами Толстые выехали в экипажах в ноябре 1841 г. Дорога в Казань проходила тогда через Москву, Владимир, Нижний Новгород, Макарьев, Лысково, Васильсурск и Чебоксары.

«Я был счастлив, во время работы над этим проектом, шаг за шагом, путешествуя во времени и пространстве по таким знакомым мне с юности местам, «погружением» в мою Казань, в мое детство, когда мы свободно путешествовали гурьбой на велосипедах и пешком по старым сохранившимся уголкам, мимо высокого тюремного забора, не зная, что против него в двухэтажном доме жил некогда Толстой...» (Из воспоминаний Ильдара Сафина).

1842, 24 – 25 августа Толстой следил из Панова, имения Юшковых в Лаишевском уезде, за сполохами и дымом от полыхавшего в Казани страшного пожара. Вернувшись в город, видел разрушенный и опустошенный центр Казани «в весьма жалком виде». Эмоциональные впечатления тех драматических дней наверняка стали основой при описании в романе «Война и мир» московского пожара 1812 года.

Летом вся семья выезжала в имение Владимира Ивановича Юшкова, предводителя дворянства Лаишевского уезда, в небольшое село Паново. В августе 1842 г., когда в Казани случился страшный пожар, братья Толстые находились как раз в имении дядюшки и оттуда, на расстоянии 29 верст от города, наблюдали столбы дыма и отсветы пламени полыхавшего в Казани страшного пожара. Эмоциональные впечатления тех драматических дней наверняка стали основой при описании в романе «Война и мир» московского пожара 1812 г.

 1843 год, осень. Семья Юшковых с детьми Толстыми переезжает на квартиру, арендованную в доме Киселёвских на Односторонке Арского Поля (ныне ул. Льва Толстого, 25), вблизи Родионовского института благородных девиц (ныне ул. Льва Толстого, 14), где воспитывалась Мария Николаевна Толстая.

Этот двухэтажный дом Киселевского на углу улиц Большая Красная и Односторонка Арского поля, напротив Родионовского института благородных девиц (ныне ул. Толстого, 25/68), был устроен внутри как характерный дворянский особняк, с большой парадной залой для приёмов и балов. По воспоминаниям Льва Николаевича, верх разделялся хорами над залой, образуя низкий антресольный (третий) этаж. В первой части, до хор, жил Дмитрий Толстой, в комнате за хорами – Сергей и Лев. Юшковы располагались на первом этаже дома.

 1844 год, 30 мая. Толстой подает прошение на имя ректора Императорского Казанского университета Н. И. Лобачевского о допуске «к испытанию». Шестнадцати лет, требуемых для поступления в университет, Толстому к тому времени ещё не исполнилось, но для родовитого дворянина сделали исключение.

1844 год, сентябрь. Лев Толстой зачислен в университет своекоштным студентом на словесное отделение философского факультета по турецко-арабскому разряду. В ту эпоху знание восточных языков открывало представителю аристократии перспективу дипломатической карьеры. Турецко-арабский разряд не числился в структуре факультета, он был сформирован специально для одного студента – графа Толстого.

«…И вот у меня нет гувернёра, у меня есть своя пролётка, что, по приказанию папа, с нынешнего дня кучер Кузьма, и гнедой Красавчик в моём полном распоряжении, имя моё напечатано в списке студентов, у меня шпага на портупее, будочники могут иногда делать мне честь... я большой, я, кажется, счастлив».

1846 год, осень. Братья Толстые, пожелавшие самостоятельности, поселились одни, без опекунов, в каменном флигеле дома Петонди на Черноозерской улице (ныне ул. Дзержинского, д. 11).

Любимым местом отдыха Льва Толстого был Черноозерский сад. Посещать Чёрное озеро можно было бесплатно, поэтому и публика здесь прогуливалась достаточно пёстрая. Особенно людно в саду было зимой, когда в центре заливался бесплатный общественный каток. Для музыкантов устраивались теплушки, поэтому музыка здесь звучала даже в морозы. К тому же Толстой был большим любителем покататься на коньках.

 «Справедливости ради надо сказать, что Черное озеро - одно из прелестных мест Казани. Посаженные кругом деревья образуют тенистые аллеи, предназначенные для прогулок горожан; в летние вечера здесь можно глотнуть свежего воздуха и укрыться от туч пыли и песка, заполняющих улицы. Сад хорошо содержится; его аллеи ухожены; он окружен деревянной оградой с многочисленными входами» (Э. Турнерелли «Казань и ее жители», 1841 г.).

 «В пору взросления одним из любимых мест для встреч было Черное озеро. Начиная с волшебной арки, под которой можно было тихо сказать друг другу заветные слова, на расстояние нескольких метров, не встречаясь взглядом, и быть услышанным. В осенние дни дорожки становились золотыми и сад затихал. Зимой бассейн превращался в каток, появлялись горки, прокат коньков, в центре сада светилась огнями елка» (Из воспоминаний Ильдара Сафина).

Приятная новость ожидала любителей чтения Казани в октябре 1844 г. Тогда многие с любопытством посматривали на новую вывеску «Книжный магазин Русских и Иностранных книг Ивана Костякова». Появилась она на Воскресенской улице, в доме Духовной семинарии. Вывеска книжного магазина, первого в столице Казанской губернии, приятно удивила многих. А слово – Иностранных – вселяло глубокие надежды в сердца учёных мужей нашего университетского города. «Я всю жизнь не мог слушать лекции, я учился по книгам». Он читал всё, что продавалось тогда в книжных лавках Казани, которых было множество. Нередко книгопродавцы выполняли его заказы, доставляя книги из столиц.

В Казани же произошло событие, которое оказало большое влияние на писательскую судьбу Льва Николаевича. Здесь его брат Сергей познакомился с дочерью воинского начальника Андрея Петровича Корейши, Варварой Андреевной, в которую он влюбился. Однажды после бала, на котором дочь и отец произвели на юношу сильное впечатление, он, будучи не в силах заснуть, отправился гулять по городу и вышел к дому, где жила Корейша. Пройдя ещё немного, он увидел страшную сцену: очаровавший его накануне полковой командир руководил свирепой расправой: прогнанием сквозь строй солдата-татарина. В результате этих казанских впечатлений брата Лев Толстой создал впоследствии свой шедевр «После бала»...

Хорошо помнит молодого Толстого улица Воскресенская, ныне Кремлёвская. Именно на этой улице жили военный губернатор и губернский предводитель дворянства, неподалёку, на территории Кремля, находился губернаторский дворец. Здесь концентрировались наиболее светские салоны Казани. В светских салонах тех лет молодой Толстой часто бывал. Молодой граф был свидетелем строительства губернаторского дворца в Казанском Кремле.

Дом Власьева на Большой Красной (ныне дом № 51) помнит всех братьев Толстых. С 1844 г. театр размещался здесь. Труппа в театре была в те годы чрезвычайно слабая, поэтому приезд в Казань на гастроли знаменитого петербургского артиста Мартынова в 1845 г. буквально ошеломил казанцев. Восторгался искусством Мартынова и Лев Николаевич: «Лучшего исполнения и более верного понимания Хлестакова я не представлял и не представляю».

Толстой также посещал и Архиерейскую дачу, где в тенистом монастырском парке они гуляли вместе с его первой возлюбленной Зинаидой Молоствовой и вряд ли обошли своим вниманием некрополь святой обители, где упокоились его казанские родственники по отцовской линии – Юшковы, и взор молодых вряд ли прошёл мимо разлапистой сосны, которой в 1847 г. было уже 80 лет.

11 марта 1847 г. Толстой заболел и поступил в университетскую клинику. Находясь в университетской клинике, Лев Толстой начинает вести дневник. Он шокирован – у него не клеится учёба, он перевёлся с отделения восточных языков на юридический факультет, разочаровался в науках, подхватил венерическое заболевание. Чтобы осмыслить, кто он, будущий писатель начинает записывать свои мысли на бумагу. Он будет вести дневник на протяжении почти 64 лет своей жизни, прекратив его только за четыре дня до кончины. Это – начало литературной деятельности Толстого. Первая дневниковая запись: «Вот уже шесть дней, как я поступил в клинику <…>. Здесь я совершенно один, мне никто не мешает, здесь у меня нет услуги, мне никто не помогает – следовательно, на рассудок и память ничто постороннее не имеет влияния, и деятельность моя необходимо должна развиваться. <…>. Отделись человек от общества, взойди он сам в себя, и как скоро скинет с него рассудок очки, которые показывали ему все в превратном виде, и как уяснится взгляд его на вещи, так что даже непонятно будет ему, как не видал он всего того прежде».