Коллекция онлайн

1626, Москва — 25 июня 1686, Москва

Спас Нерукотворный

1677


Имя Симона Ушакова, известного царского жалованного иконописца, тесно связано с деятельностью иконописной мастерской Оружейной палаты, которую он возглавлял с 1664 по 1686 год. Современники высоко ценили произведения мастера. По сохранившимся надписям известно, что ему заказывались иконы, вкладываемые жертвователями в монастыри на помин души по своим умершим родственникам. По-видимому, и икона Русского музея была вложена с той же целью в Иосифо-Волоколамский монастырь неизвестным вкладчиком. В поздних монастырских описях образ Нерукотворного Спаса числится среди предметов монастырской ризницы. Русский музей. От иконы до современности. СПб. 2015. С. 37.

Иконография иконы относится к канону Святого Убруса, созданному Симоном Ушаковым в конце 1650-х годов и отличавшемуся целым рядом деталей, повторявшихся в серии его подписных икон.

Знаменитая реликвия христианского мира — Лик Христа, чудесным образом, «без рук человеческих», запечатленный на убрусе, ― был одной из самых характерных иконографических тем мастера. Предпочтение отдавалось небольшим, аналойного размера, образам, что позволяло воспроизводить естественные пропорции человеческого лица и достигать наибольшего эффекта в передаче «живоподобия» ― важнейшего живописного принципа Симона Ушакова.

Ставшая программной в творчестве главы Оружейной палаты иконография варьировалась мастером в пределах одной прориси. Она отличалась фронтальным образом чуть одутловатого лика, немного обращенного вправо, невысоким лбом, пологими дугами бровей, удлиненным носом, припухшими губами. Небольшая, разделенная надвое короткая борода и пряди волнистых густых волос, симметрично спадающих по сторонам, обведены тонкой волосяной линией. Лик Христа помещен в центре задрапированного плата, чаще серого цвета, всегда завязанного двумя узлами близкого рисунка и свисающего по бокам наподобие кулис, мягкими складками со свето-теневой разработкой, иногда с золотым узором. При этом всегда ощутимы тонкость и мягкость шелковистой по фактуре и словно мерцающей материи, «жесткие» края которой выделены готически заостренной белильной линией. В таких иконах, как правило, используется черный фон с оливковыми полями без ковчежного углубления доски. Узкий полупрозрачный золотой нимб лежит поверх складок плата. Иконография дополняется грецизированной надписью: «Агион Мандилион».

В отличие от большинства созданных Ушаковым икон на этот сюжет, написанных на досках среднего размера (53 х 43), основа данного памятника значительно меньше. Симметрично спадающие и разделенные на две пряди волосы восходят к тому типу, который использован в подписных иконах мастера 1670-х годов. Еще один прием сближает это произведение с подписными работами художника ― отделка каймы двойной линией золотых точек.

Надпись, несмотря на позднюю пропись и палеографию, явно повторяет авторскую, причем достаточно точно. Ее текст полностью соответствует автографам Симона Ушакова 1660–1670-х годов, в которых он называет себя «зографом» и величает Пимином Федоровым сыном «по прозванию Симон Ушаков». Аналогичные или очень близкие формулы применены в надписях на иконах 1672–1674 годов.

Несмотря на сложное состояние сохранности и поновления, а также на отсутствие оригинальной подписи, высокое мастерство живописи позволяет отнести памятник к числу подлинных работ Симона Ушакова. Об этом свидетельствуют такие приметы его письма, как характерное написание глазниц с широкой белильной описью нижнего века, красными слезниками и редко расставленными длинными коричневыми ресницами. Отметим свойственную его иконам точность в разделках складок, каллиграфичность жесткого рисунка, например в контурах плата, подчеркивающих живописную легкость самой материи. Здесь узнаются главные приемы живописи мастера, прежде всего мягкая пластическая лепка объема, эффект теплого скользящего света, сложная техника высветлений тонкими мазками белил по охре с розоватой подрумянкой, многослойные лессировки, прозрачное золочение, сложная светотеневая моделировка плата.

В манере письма ощутима прямая связь автора с техникой гравюры, сказавшейся в нанесении острым резцом на гладкой поверхности левкаса подробной, виртуозной по рисунку тончайшей графьи, особенно под прядями волос.

Поскольку в надписи на самой иконе не содержится имени заказчика, а среди документов монастырского архива не удается обнаружить время и обстоятельства ее поступления, остается неизвестным, каким образом работа «государева мастера» попала в обитель. Возможно, как и многие образы Святого Убруса, заказанные у Симона Ушакова, она была вкладом в широко известный своей поминальной практикой Иосифов монастырь «на помин души» одного из высокопоставленных его пострижеников, среди которых было много видных деятелей Русской церкви (отсутствие соответствующих надписей на иконе не дает оснований думать, что это был вклад самого мастера).

Реставрирована в РМ до 1916. Надпись в нижних углах средника: «ЗРПЕ (1677) году писал зограф Пимин Фeодoрoв по прозванию (Симон) Ушаков».
Раскрыта до 1916 в Русском музее.

Показать полный текст
Скрыть полный текст

Среди обнаруженных в ризнице Иосифо-Волоцкого монастыря и вывезенных в Русский музей произведений была еще одна пядничная икона Симона Ушакова — образ Богоматери Казанской 1676 года, близкий по времени исполнения и характеру написания автографа. Обе иконы в последней четверти XVII века воспринимались как парные в государственно-символическом смысле, поскольку с особым тщанием почитались в царской семье. Оба образа являлись программными для творчества Симона Ушакова. Казанский образ был вложен в монастырь царским стряпчим В. С. Горским в год смерти царицы Наталии Кирилловны († 1694). Нельзя исключить, что при сходных обстоятельствах был вложен и Нерукотворный образ 1677 года, например на помин души царя Алексея Михайловича († 1676). И. А. Шалина // Осень русского Средневековья. СПб. 2018. С. 76.


«Виртуальный Русский музей» в социальных сетях: