Художница Софья Дымшиц-Толстая в своих воспоминаниях создала живые картины скудного быта творческой интеллигенции 1918–1920-х годов: «Получив суп, в котором плавали несколько крупинок, мы с вожделением ждали знаменитую воблу. С супом и воблой усаживались на скамью, и обед начинался с обработки воблы, ее смягчали битьем по столу с одной и другой стороны».

Подобные гимны вобле, селедке, куску хлеба пели тогда многие. В натюрмортах послереволюционного периода скромная и скудная еда тех лет превращается в предмет любования и воспевания.

Две тощие рыбины на бумаге – главная составляющая «творческого» пайка 1917 года, знак сурового времени. В картине Штеренберга «Рыба и лампа» они выведены на авансцену, выдвинуты из холста наружу – к зрителю. Такие обыденные и хорошо знакомые вещи, как керосиновая лампа и вобла, художник представил во всей выразительной скромности, не без изящного аскетизма. И в то же время в их одиноком предстоянии есть и особое величие простой вещи, и трагическое ощущение эпохи, отзвук героики и будней Гражданской войны.

Отказавшись от привычной перспективы, от свето-воздушной среды, Штеренберг запрокинул плоскость стола, сделал его фоном, распластал объем предметов, показал их несоизмеримо малыми по сравнению с необъятным пространством, изолировано от реальной среды, демонстрируя их значимость и самодостаточность.

Будучи фактурно вылепленной и выделяясь на лимонно-желтом фоне, коричневая бумага, на которой лежит вобла, в свою очередь оттеняет осязаемую несомненность холодной рыбьей чешуи. Интересны также столкновения полной статики постановки с динамикой цвета, контрастных акцентов и тщательной и весьма своеобразной обработкой поверхности – живопись то почти прозрачная, то глянцевая или шероховатая.

Также как и картина Петрова-Водкина «Селедка», работа Штеренберга – романтический гимн благородной стойкости людей революционной эпохи.