«Она решила мою жизнь. На этом академическом полотне была изображена выдуманная жизнь. Значит, вот способ сотворения собственного театра: рисуя – «можно выдумать, что хочешь»!

Он начал рисовать. Но в 1907 году умирает отец, и положение в семье становится критическим. С этого времени Родченко начинает вести дневники, в которых фиксирует все, что с ним происходит на протяжении жизни.

«В юности, когда будущее казалось особенно темным, и было нестерпимо одиноко, я уходил на «Черное озеро». Это был общественный сад, народный сад в Казани, где играл оркестр военной музыки, а после ухода оркестра через высокий забор был слышен струнный оркестр кафешантана. В саду гуляли люди «низшего» сословия, сад находился в сыром месте, на дне высохшего озера. В городе было еще два сада – Державинский и Ледской. В Державинском, естественно, стоял памятник Державину в виде мужчины в женской рубашке, в сандалиях и с головой Зевса, показывая куда-то рукой, очевидно, в Императорскую Академию художеств, где его таким сделали потомки. Направо от этого благородного мужчины стояло здание Дворянского собрания или клуба, прямо – большой театр, а налево – почта, совсем как в Москве Страстная площадь. В Державинском саду гуляла «чистая» публика – интеллигенция, чиновники, студенты, гимназисты и прочие, но уже без оркестра».

Александр познакомился с учеником Казанской художественной школы Светозаровым (ставшим впоследствии кинорежиссером). Они много говорили об искусстве. Возможно, Светозаров был первым учителем Родченко и зажег в нем любовь к яркому, сочному цвету. Стремление стать художником оказалось столь сильным, что, несмотря на отсутствие какой-либо материальной поддержки и совершенно неясное будущее, Александр решил учиться в художественной школе.
В сентябре 1910 года Родченко поступает в школу. Не получив систематического среднего образования, он смог стать только вольнослушателем – не посещал научных занятий. Это лишало его некоторых прав, даваемых по окончанию школы – льгот по отбыванию воинской повинности, возможности работать учителем рисования, поступить в Академию художеств. Сначала Родченко стал вольнослушателем в классе частей по рисованию. Успешно окончив этот класс, Александр поступил в класс живописи.

В одном классе с Родченко учились Игорь Никитин и Александра Платунова. В других классах постигали азы живописи С. Федотов, В. Тимофеев, Ф. Модоров, Д. Мощевитин, А. Григорьев, Н. Сверчков, Н. Русаков и другие не менее замечательные мастера.

На рубеже 1910-х годов педагогический коллектив школы обновился такими выдающимися художниками, как Павел Петрович Беньков и Николай Иванович Фешин. Уроки Фешина, воспринятые Родченко, награжденным от природы острой памятью, цепкой наблюдательностью и впечатлительностью, оказали на него особое влияние.

Фешин очень жестко относился «к крохоборскому натуралистическому выделыванию второстепенных деталей при неверном общем подходе», тогда он сам «поправлял рисунок резкими прямыми линиями, почти по-кубистически, углем строил всю фигуру заново», – вспоминал К. Чеботарев, учившийся у Фешина в 1910-1917 годах. Не менее важными были уроки цветоведения. Фешин предлагал использовать палитру с ограниченным набором красок, которые не следует смешивать. Главными цветами для него были белый, черный, синий, красный, желтый.

«Казанская художественная школа отличалась большой терпимостью ко всяким новаторствам своих студентов. Правда, в этой глубокой провинции наша «левизна» была очень относительной. Например, мы, т.е. Никитин и я, писали одновременно под Врубеля и Гогена, «левее» до нас не доходило. Несмотря на это, мы все уже сделали безусловно интересные вещи».

«Среди ученических образцов висел довольно обыкновенный пейзаж, но в более сильных тонах и в более смелой манере. Это был этюд Д.Д. Бурлюка. Он до меня учился в Казанской художественной школе».

В библиотеке художник копировал западно-европейских мастеров с репродукций в журналах «История искусства» и «Мир искусства», где впервые познакомился с работами импрессионистов и постимпрессионистов – Дега, Матисса, Ван Гога, Гогена. Родченко увлекался иллюстрированием книг – для себя. Особенно захватывала его поэзия, он рисовал иллюстрации к романтическим стихам Бодлера, Брюсова, Блока. Очень сильно подействовала на Родченко графика Обри Бердсли. Однако он никогда не занимался буквальным иллюстрированием, а переводил текст в собственную изобразительную форму, в свой тематический ход.
Работая над рисунками, Родченко начал экспериментировать со всевозможными материалами и техниками. Имитируя репродукции из журналов, он сочетал рисунок пером, акварельные краски, темперу, лак, золото, серебро. Ранние его работы практически нигде не выставлялись и мало публиковались, поэтому некоторое представление о них можно получить хотя бы по названиям: «Лысая гора», «Как я представлял себе бал», «Китаянки», «Вакханки», «Бал», «Японский мотив», «Восточный мотив», «Сон», «Паж», «Средневековье».

Родченко нарисовал портреты нескольких своих сокурсниц – Анты (Антонины) Китаевой, Натальи Подбельской, Тамары Поповой. Все эти девушки были моделями и для Н.И. Фешина.

В 1913 году в его жизнь входит Варвара Степанова, будущая спутница жизни. Варвара Степанова пришла в искусство позднее Родченко, но испытала те же пристрастия. Она родилась в 1894 году в городе Ковно в семье чиновника. Закончив в Гродно Мариинскую женскую гимназию с золотой медалью, в октябре 1911 года Варвара посылает запрос в Казанскую художественную школу о правилах приема и программе экзаменов. В конце августа следующего года она держала экзамен в головной натурный класс школы, то есть сразу во 2-й класс, поскольку домашнее образование дало ей хорошие навыки рисования. В сентябре Степанова становится ученицей школы, но ненадолго: через два года она уезжает в Москву в поисках работы и для продолжения образования – учеба в Казани не принесла ей удовлетворения. Творчество Степановой до революции мало известно, как художница она ярко проявилась уже после нее, поэтому говорить о влиянии Казани на творчество Степановой сложно. Ясно одно: она не избежала увлечения стилем модерн, и это сказалось на ее замечательном колористическом таланте, ясности, логичности и изяществе общего построения произведений, что стало заметным уже в середине 1910-х годов. В стенах казанской художественной школы она и ее будущий муж – оба были настроены на одну и ту же романтическую волну. Они придумали друг другу прозвища, которыми подписывали послания, Александр называл ее «Нагуаттой», Варвара его – «Анти».

С 1913 года Родченко и Степанова начали участвовать в выставках. На III Периодическую выставку Родченко пригласили как особо талантливого студента. Он выставил две темперы в темных, но колоритных тонах, изображавших карнавал на фоне архитектурных фантазий. Одну из работ купил присяжный поверенный Николай Николаевич Андреев. Это первое профессиональное признание и положило начало знакомству с казанским меценатом. Для Родченко знакомство с Андреевым стало подарком судьбы, он получил возможность пользоваться богатой библиотекой, читать журналы по искусству.

1914 год стал поворотным в творческой судьбе Родченко. Его всегда тянуло к разработке чисто формальных средств выразительности искусства: линии, цвета, объема, плоскости и пространства. В 1908 году во Франции возник кубизм, опубликовали свои творческие манифесты итальянские футуристы. А в 1912-1913 годах уже Россия становится в авангарде мирового художественного развития. Русские художники переступили черту, перед которой остановились французские кубисты – они создали беспредметное искусство. Этот революционный шаг совершили Кандинский и Малевич, Ларионов и Татлин, Филонов и Матюшин. Чуть позднее Родченко встанет в один с ними ряд.

В 1914 в Казань приезжают футуристы – Давид Бурлюк, Василий Каменский и Владимир Маяковский читают свои стихи в Зале Дворянского собрания. Они произвели фурор. Родченко был там. Там он впервые увидел Маяковского, который через несколько лет станет его лучшим другом и единомышленником.

«Была в Казани главная улица – Воскресенская, и однажды на витрине какого-то магазина появилась афиша, не помню текста, но что-то вроде:

«Три футуриста»

Д.Д. Бурлюк

В.В. Каменский

В.В. Маяковский

В садах у афишной витрины обсуждали их приезд. В казанской школе, в которой я учился, самые левые из студентов были Игорь Никитин и я. В коридоре школы обсуждали, что такое футуризм?». А вот и описание самого представления: «Крик... Свист... Хохот...Возмущение... Бурлюк, напудренный, с серьгой в одном ухе, торжественен и невозмутим... Василий Каменский в светлом костюме, с гигантской хризантемой в петлице, высоко подняв голову, весь какой-то сверкающий, читает нараспев... Владимир Маяковский в желтой кофте низким, приятным, но перекрывающим весь шум зала голосом, читал... Первый раз видел такое неистовство бушевавшей публики».

«Я купил открытки Бурлюка и Маяковского. Бурлюк был снят на черном фоне в черном костюме с лорнетом и презрительной гримасой. Маяковский тоже в черном, в черном цилиндре и с тростью в руках».

Прекратилось знакомство Родченко с меценатом Н.Н. Андреевым, который не признавал ни Маяковского, ни футуристов.

7 июня 1914 года Родченко получил удостоверение об окончании школы, где были отмечены его хорошие успехи по рисованию и живописи. Пришлось определяться: учиться дальше или искать работу. Начал с последнего. Он разработал оформление спектакля «Герцогиня Падуанская» по пьесе О. Уайльда, в год окончания школы, создав эскизы костюмов, а в следующем году – эскиз декорации. Постановка не была осуществлена, но эта работа интересна сплавом его недавней увлеченности изящным искусством модерна и кубизма.

В Казани Родченко выполнил еще один заказ – оформление «адвокатской елки». Юристы, в обществе которых он вращался последние два года благодаря Андрееву, отнеслись к его увлечению футуризмом более снисходительно и поручили декорирование вечера в одной из пустых квартир. Скорее всего, адвокаты хотели иметь на вечере карнавальную обстановку, поэтому Родченко украсил самую большую комнату под ресторан, часть комнат оформил под «восточные», убрав их «адвокатскими коврами», а еще несколько комнат должны были имитировать футуристическую выставку, для чего Родченко написал двадцать футуристических картин на картоне клеевой краской, причем сделал это с особым удовольствием. Этот шуточный интерьер был, наверное, первой разработкой оформления Родченко интерьера.

К началу 1915 года Родченко окончательно определяет свой путь в искусстве и становится тем художником, каким он нам известен. 20 марта он пишет из Казани Варваре Степановой в Москву: «Да, я нашел, что писать, и думаю, что это будет ново и дерзко. Я освобожу живопись (даже футуристическую) от того, чего она до сих пор рабски придерживалась... Я предпочитаю видеть необыкновенно обыкновенные вещи... Нашел путь единственно оригинальный. Я заставлю жить вещи, как души. Я найду в людях вещи... Людей заставлю умереть для вещей, и вещи жить; людские души вложу в вещи и вещи станут душами...»
В Государственном музее изобразительных искусств РТ хранится одна живописная работа Родченко, которая характеризует его искания в стиле кубо-футуризма – «Девушка с цветком» (1915 - 1916 г.) Поступила в ГМИИ РТ в 1988 году от Варвары Александровны Родченко – дочери Александра Родченко и Варвары Степановой.

Казань для Родченко стала городом, сквозь который векторами проходили судьбоносные моменты его жизни. Здесь он решает стать художником, встречает свою жену Варвару Степанову, знакомится (хоть пока и заочно) с будущим хорошим другом и единомышленником Маяковским и формулирует для себя основные творческие принципы. О временах же поиска и исканий, которых тоже было немало в Казани, сам Родченко впоследствии напишет так: «Нужно иметь мужество показать весь свой творческий путь, ничего не скрывая, ни ошибок, ни ложных путей, ни тупиков, из которых возвращаешься обратно, как и триумфальных шествий, которых так немного. Многие, очень многие, если не все художники, боязливо уничтожают свои ранние периоды и ложные пути, и хвастливо заявляют, что всегда были такими, как сейчас. Нужно иметь мужество сохранить все работы, но еще большее мужество их показать, не скрывая, не стыдясь, а горделиво сказать: «Вот мои пути, мои тупики. И вот моя дорога настоящего».

По материалам статей:кандидата искусствоведения Е.П. Ключевской «Мы создавали новое понятие о красоте» (Александр Родченко – Варвара Степанова. Казанский период). Журнал «Татарстан» №№11/12, 1995г.;кандидата искусствоведения Д.И. Ахметовой «...И вещи станут душами». Журнал «Казань», №№ 5-6,1995г.