Из воспоминаний Ф. С. Богородского

30 августа с Дровянниковым приехали в Неаполь. Он живет на одной из узких шумных уличек, через которые протянуты веревки с бельем. Весь этот квартал, охватывающий большую часть города, невероятно грязен. В открытые двери первых этажей видна вся внутренность убогих квартир, где основное место занимают огромная кровать и распятие, украшенное бумажными цветами. Тут же у дверей на стульях сидят толстые итальянки, напоминающие цыганок, перед ними — маленькие жаровни с макаронами. Вся жизнь неаполитанцев проходит на улице. Собственно, это не улицы, а каменные щели, куда не всегда проникает солнце. Но что делается в этих щелях. Крики продавцов, ругань, вопли, визжащая музыка бродячих шарманок и механических пианол, непрерывное пение и стоны тарантелл... А над головой купается в безоблачном небе горячее солнце, и где-то вдали между облезлыми каменными домами дремлет темно-синее море...

Здесь, на улицах, в липких скважинах живет обездоленный, измученный нищетой неаполитанский пролетарии.

Весь Неаполь как будто в плену у туристов, которые ввозят сюда валюту и вывозят все, что только возможно, не говоря уже о живописи, растащенной по всей Европе и Америке, или скульптуре.

30 августа с Дровянниковым приехали в Неаполь. Он живет на одной из узких шумных уличек, через которые протянуты веревки с бельем. Весь этот квартал, охватывающий большую часть города, невероятно грязен. В открытые двери первых этажей видна вся внутренность убогих квартир, где основное место занимают огромная кровать и распятие, украшенное бумажными цветами. Тут же у дверей на стульях сидят толстые итальянки, напоминающие цыганок, перед ними — маленькие ‘жаровни с макаронами. Вся жизнь неаполитанцев проходит на улице. Собственно, это не улицы, а каменные щели, куда не всегда проникает солнце. Но что делается в этих щелях| Крики продавцов, ругань, вопли, визжащая музыка бродячих шарманок и механических пианол, непрерывное пение и стоны тарантелл... А над головой купается в безоблачном небе горячее солнце, и где-то вдали между облезлыми каменными домами дремлет темно-синее море...

Здесь, на улицах, в липких скважинах живет обездоленный, измученный нищетой неаполитанский пролетарии.

Весь Неаполь как будто в плену у туристов, которые ввозят сюда валюту и вывозят все, что только возможно, не говоря уже о живописи, растащенной по всей Европе и Америке, или скульптуре. Федор Богородский. Воспоминания художника. М, 1959. С. 229.