В 1972 году появились листы из серии, названной «Импровизации по мотивам „Петербургских повестей“ Н.В. Гоголя». Сегодня непросто представить, какое оглушительное впечатление производили на зрителя эти композиции, в которых проживали свою фантастическую жизнь знакомые по книгам персонажи. Наконец-то один из главных образов отечественной литературы XIX века — шинель (кто же не вырос из «Шинели»!) — получил своё наиболее убедительное воплощение в изобразительном искусстве. <...>

Вильнер не смутился сложностью задачи и нашёл свой ключ, позволивший войти в глубины гоголевской фантасмагории. Бесконечность этого мира предполагала разнообразие прочтений, и его увлекла возможность создать собственный, родственный и созвучный, полный причудливых образов, хаотичный, часто неудобный и непонятный для восприятия, сложенный из разных фрагментов мир, который обрёл и дыхание, и цвет, и движение. Петербургские повести «Нос», «Портрет» и «Шинель» легли в основу цикла, в котором по сей день царит «веселящийся и играющий дух самого художника», — так написал в 1918 году в своей знаменитой статье «Как сделана „Шинель“ Гоголя» Б.М. Эйхенбаум. Н. М. Козырева. Роман с литографским камнем //Виктор Вильнер. Роман с литографским камнем. Живая графика художника, влюблённого в Петербург. М.: Центрполиграф, 2016. С. 19.

Один из первых листов, названный «Шинель» (1972), помогает понять, как развивался визуальный образ, как он постепенно «вырастал» из прежде найденных решений.

Городская панорама стала идеальным фоном для развития сюжета с шинелью. Вильнер начал играть с нормами и законами реальной жизни, по словам Б.М. Эйхенбаума, «преувеличивать малое и сокращать большое». В представлении художника пугающий образ тяжёлой, неуклюжей, отороченной мехом накидки воплощал тёмную силу, которая захватывала и подчиняла не только бедного Акакия Акакиевича, но целый город. Шинельная тень напоминала великана-богатыря из гоголевской «Страшной мести» и возникала как последнее предупреждение. Кому? Обидчикам? Носителям зла? Или кому-то ещё?

<...> В этом гротескном образе нет сверх-преувеличения. Но неодушевлённая шинель, накрывшая Петербург подобно мрачному савану, представляется грозным и заслуженным наказанием за всё то, в чём повинен наш умышленный город — за роскошь и нищету, за стяжательство и обман, за погубленные иллюзии, корысть и вероломство. Неслучайно шинель крепко держат страшноватые мужики, то ли грабители, то ли мстители. И летит над городом подхваченный этой силой маленький Акакий, мошка, унесённая безжалостным ветром.

Вильнер обнаружил суть неразрешимого образного конфликта — разность в состояниях — замершего, стылого, заснеженного, безлюдного пейзажа и бесшумного, страшно неотвратимого полёта. Неподвижность противостояла движению. Однако контраст не был выражен до конца: мощное диагональное парение в верхней части листа как будто тормозилось в центре, застревало, цеплялось за шпили, ветки деревьев, дымы из труб и постепенно замирало, подчиняясь противоположной силе. Найденная художником изобразительная формула полёта, имеющего пределы, в дальнейшем варьировалась им во множестве композиций и приобретала всё новые смысловые оттенки. Там же. С. 19-20.