В числе первых произведений, посвященных новой тематике и новым образам, — картина «После боя». Петров-Водкин относил работу к числу своих удач, имея в виду, прежде всего, точно найденный типаж. «Нужно посмотреть 100 человек, чтобы создать типаж», — рассказал позднее о процессе создания художник. Трое красноармейцев, сидящих за столом, вспоминают эпизод гибели своего товарища. Воспоминание приобретают видимые формы. Запечатленное в синем монохроме, оно отделено от реальной сцены по принципу иконы: так сделал бы иконописец, изображая мир реальный и мир горний. К слову сказать, и в избранном композиционном решении просматриваются аналогии с иконой «Троица». Попытки увязать сюжеты из новой советской действительности с прежними принципами и взглядами художника вполне очевидны. В этапных произведениях, к каковым, в числе других, относятся «После боя» и «Смерть комиссара», находит развитие тема «жертвенной смерти», которая заведомо предполагала параллели с религиозным искусством. Ольга Мусакова. Мгновения вечности // Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. СПб. 2018. С. 14.

* ОР ГРМ, ф. 195, оп. 1, ед. хр. 157, с. 18.

Полотно посвящено героическим дням Гражданской войны. Оно, безусловно, проникнуто революционным пафосом и романтикой, но, кроме того, воплощает вечную тему встречи человека со смертью. Само изображение смерти отодвинуто художником на задний план, в центре его внимания — погруженные в воспоминания красноармейцы. Их размышление о погибшем в бою командире, чей образ зримо витает над ними в эту минуту, исполнено, как всегда у Петрова-Водкина, сосредоточенной и просветленной созерцательности. В избранном композиционном решении «поминальной трапезы» просматриваются аналогии с иконой «Троица».

Синий фон превращается в своеобразный задник, на который проецируется событие, предшествующее по времени изображенной сцене и определяющее душевное состояние ее персонажей. В этом есть, с одной стороны, нечто родственное приемам символистской живописи и, с другой, предугадывание будущих возможностей кино с его совмещением разновременных планов.

Командир или комиссар, возникающий как видение его боевых товарищей, представлен в той же самой позе, что и поручик в полотне «На линии огня» (1916). То же положение правой руки, прижатой к груди, та же наголо остриженная голова и падающая с нее фуражка, те же портупея и пояс. Лишь глаза его закрыты, что подчеркивает жертвенную обреченность героя, идущего на смерть как агнец на заклание. А три красноармейца, сидящие за столом вокруг пустого котелка, подобно трем ангелам вокруг чаши, усиливают ассоциацию со знаменитым иконописным образом.