Лето, проведенное на Валааме [в 1867 году], подготовило художника к самостоятельной работе, но все лучшее, что было достигнуто им, по-прежнему ограничивалось областью рисунка. Между тем и его творческий рост, и самый путь дальнейших поисков были невозможны без освоения профессионального живописного мастерства. <...> Все, чего мог достигнуть Васильев на первом этапе своих занятий, раскрывается, пожалуй, яснее всего в его работах 1868 года, связанных с летней жизнью в деревне Константиновке близ Красного Села под Петербургом. Оказавшись там на некоторое время вновь около Шишкина, Васильев, как и на Валааме, что-то берет от своего авторитетного наставника, но что-то из его влияния старается преодолеть, поскольку в это время для самого Шишкина вопросы живописи стояли на втором плане. Мальцева Ф. С. Федор Александрович Васильев. Л.,1986. С. 20-21.

Не скрывая своей преданности Кушелевской галерее, где были довольно хорошо представлены работы почти всех мастеров [барбизонской] школы, Васильев, однако, не стал их подражателем, а сумел по-своему претворить то новое, что внесли они в искусство пейзажа. Иногда, правда, мы встречаем среди его картин и рисунков сюжеты, как будто заимствованные или навеянные ими, но и в таком случае Васильевская трактовка оказывается иной. Самым ранним примером является исполненная им в том же 1868 году небольшая картина «У водопоя». Правда, в Кушелевской галерее он и не мог видеть барбизонских пейзажей с точно совпадающим мотивом, но в памяти его, конечно, продолжали жить впечатления от других работ этих живописцев и даже от самой по-разному разработанной и любимой ими темы пасущегося и отдыхающего стада, раскрытой в произведениях Ш.-Э.Жака и Р. Бонер, наполненных чувством поэзии и естественной простоты.

Все изображенное в картине Васильева «У водопоя», может быть, более эмоционально, чем в их работах, проникнуто ощущением не только композиционной слитности жанрового мотива с вечерним пейзажем, но и как бы уловленного художником их единого дыхания и замедленного ритма жизни. Это эмоциональное содержание образа живописно выражено неярким закатным светом, озаряющим водопой со стоящей коровой, оно угадывается в почти недвижимо отдыхающих возле пастуха животных, частью уже неясно виднеющихся в темноте. Вся эта включенная в пейзажную композицию жанровая сцена, местами переданная смелой для того времени обобщенной живописью, оставляет впечатление как бы увиденного художником натурного мотива, поразившего его своей жизненной правдой и высокой поэзией. Стадо компактно вписано в скрытое вечерней тенью пространство равнины и слито с ним в едином живописном тоне, вобравшем в себя приглушенные краски природы, озаренной лишь кое-где гаснущим отсветом заката. Отдельные блики света падают на спины и головы склонившихся над водой животных, помогая уловить в их единой массе едва приметное движение. На этом общем фоне контрастно выступает освещенная белая корова. И как бы в противовес ей вдали в темноте слабо выделяется силуэт сидящего на коне пастуха. Усиливая впечатление глубинности пространства, он вносит ноту торжественной приподнятости в малоприметный мотив природы и в будничную сцену деревенской жизни. Его образ невольно вызывает в памяти аналогичную фигуру в картине К. Тройона «Отправление на рынок», также находившейся в Кушелевской галерее. Мальцева Ф. С. Федор Александрович Васильев. Л.,1986. С. 24-25.