Кузьма Сергеевич Петров-Водкин оказал влияние на большой круг своих современников  –  для одних он был старшим товарищем по искусству, для других – в прямом смысле педагогом, делившимся объективным методом проникновения в натуру – «искусством видеть». Педагогическая деятельность Петрова-Водкина  начинается  в 1910-е гг., когда Л. Бакст рекомендовал его в качестве своего преемника в передовую, известную сильным составом учеников, «школу Е. Н. Званцевой». Тогда же начинает складываться «круг Петрова-Водкина»: Надежда Лермонтова, которая была, скорее,  соратником, Фавста Шихманова, Раиса Котович–Борисяк, Магда Нахман. Выставка впервые показывает «званцевцев» как цельное явление, в котором нашли свое преломление стилевые интересы эпохи, прежде всего символизм и начала экспрессионизма.

Исследователи справедливо называют  Петрова-Водкина человеком и художником  «архетипического мышления». Под этим  понимается  совокупность «сюжетно-смысловых и ситуационных мотивов», с помощью которых он переживал и осмысливал действительность.  Устойчивость петрово-водкинских архетипов (например, «материнство»), укорененных в российской традиции искусствопонимания,  делают их постоянными слагаемыми отечественной  художественной жизни в течение многих десятилетий.  В том числе – в конце 1920-х  и в 1930-е годы.  Даже художники, дистанцировавшиеся в силу динамики индивидуального развития от Петрова-Водкина в плане стилистики, сохраняют с ним связь на  архетипическом уровне.   И в том переосмыслении искусства этого периода, которое происходит сегодня,  выявление и этих связей может иметь значительную историко-культурную перспективу.  А именно, изменить представления о конфигурации символизма в послеавангардный период.  Не говоря уже о вынесении  этой проблематики на уровень полемики о реализмах в европейском искусстве  между двумя войнами.