Экземпляр напрестольного воскресного Евангелия, напечатанного в 1698 году в Типографии града Москвы по повелению царя Петра I и благословению патриарха Адриана, получил особую судьбу. В 1699 году патриарх Адриан заказал для него роскошный оклад мастеру Андрею Бланкенстену, чтобы в канун 1700 года вложить Евангелие в Успенский собор Московского Кремля, о чем сообщает подробная вкладная надпись. В первые годы XVIII века Евангелие вместе с другой церковной утварью из храмов теремных дворцов Кремля было передано царем Петром I в Троицкий собор Санкт-Петербурга, заложенный в 1703 году. В 1920-е годы оно было изъято для переплавки в помощь голодающим Поволжья, но уцелело.

Уникальным в памятнике ГРМ является не само Евангелие — хорошо сохранившийся экземпляр большого тиража, а его роскошный драгоценный оклад. На серебряном золоченом листе верхней крышки укреплены чеканные пластины со Спасом на троне (в центре) и четырьмя евангелистами (на углах); на центральной вертикальной оси — чеканная накладка с образом Саваофа и две камеи: с образом Голубя — Духа Святого, и Спасителя в рост (композиция Троицы Новозаветной). Ниже размещены литой, обильно украшенный драгоценными камнями крест и дробница с гравированным образом «Богоматерь Воплощение». Последние, вероятно, изображают реликвии Московского Кремля: крест царя Константина, привезенный в 1655 году из Ватопедского монастыря, и икону «Богоматерь Знамение», носимые во время крестных ходов и участвовавшие в службах в Успенском соборе вместе с образом Спасителя (Саенкова, 2000. С. 395–398).

Наибольшим своеобразием отличается изображение Спаса на троне. Его овальная рама, охваченная, как кольцом, распахнутыми крыльями символов евангелистов, и помещенные на уровне седалища небесные силы — херувимы — восходят к известной в Европе с романского времени сцене «Majestas Domini» («Господь во славе»), повлиявшей на иконографию «Спаса в силах» на Руси (Пуцко, 1995. С. 270; Щенникова, 2000. С. 400–404; Кочетков, 2000. С. 454–455). На окладе корешка между чеканными валиками-перетяжками в невысоком рельефе чеканены цветы тюльпана, связки плодов и ягод, херувимы с цветочными гирляндами, известные на Руси по Библии Пискатора и «фряжским листам». Важную композиционную роль играют завитки аканта: они включены в декор фона обеих крышек, в орнамент корешка и объединяют все элементы в единое целое.

Мастер оклада проявил себя искусным ювелиром. Высокий рельеф главных сцен гармонично сочетается с низким рельефом изображений плодов и растений на корешке и плоскостным, почти графичным рельефом завитков аканта на фоне. (Чеканка корешка отличается от декора крышек и позволяет предположить исполнение ее другим ювелиром). Все орнаменты выявлены прочеканенными вглубь контурами, благодаря чему каждая деталь получила завершенность. Главные сцены также выделены яркими, покрытыми изумрудно-зеленой эмалью венками и драгоценными камнями в кастах. Плотная, положенная по рельефу ярко-синяя и изумрудно-зеленая эмаль (на накладке с Саваофом), светлые краски прозрачной эмали на ликах херувимов и Саваофа, «травный» узор из завитков на белом эмалевом фоне (накладки с надписями «ИС» «ХС»), само сочетание в одном произведении различных техник эмали — типично московские.

Стилистически оклад принадлежит эпохе барокко. Это проявилось не только в динамичном узоре картушей, но и в пышном декоре оклада, в ощущении динамики вьющегося стебля аканта. Но в этом движении нет патетики, свойственной итальянскому барокко, скорее заметна близость голландским и немецким изделиям. Характерно впечатление внутренней связи персонажей, переданное устремленностью фигур евангелистов и их взглядов к Христу. В результате возникает ощущение пространства, выходящего за пределы плоскости крышки оклада. Особенное внимание уделено чеканке фигур святых и их ликов. По жизненности образов мастер значительно опережает все то, что создавалось в искусстве Руси в конце XVII века. Ювелиру свойственны свободное владение линией, изящный рисунок кистей рук с тонкими, словно подвижными пальцами, умелая передача объемов, сложных поз.

Согласно документам, Андрей Кашпиров Бланкостин, как его называли в России на русский манер, приехал из Голландии, выполнял заказы патриарха Иоакима, а впоследствии Адриана. Ювелир был чеканщиком, владел техниками литья, черни, резьбы по металлу (Троицкий, 1914. С. 4–23). Из сведений о принятом у мастеров разделении труда ясно, что камеи для оклада были куплены, эмали, вероятно, созданы Петром Елерсом, не раз сотрудничавшим с Бланкенстеном.

С. М. Новаковская-Бухман // Осень русского Средневековья. СПб. 2018. С. 204.