Мастер картины, Петров-Водкин в первые послереволюционные годы больше работает в жанре портрета и натюрморта. Среди портретов самые многочисленные — изображения матери, жены, дочери, автопортреты и портреты людей из близкого окружения художника. При всем многообразии стилистических приемов, всех их объединяет единство внешнего, внутреннего и типического, в результате которого, как пишет Мариэтта Шагинян, рождается «духовный портрет», «икона». Портрет персонажа видится как сумма понятий о нем, становится по преимуществу метафорическим, представляя собой совокупную множественность точек зрения на модель. Художник, как правило, изобретает сложную по своей структуре комбинацию форм заднего плана, в одних случаях включающую в себя детали реальности, в других — материализованные в синей дымке видения-фантазии, символически связанные с персонажем. <...> Художник предпочитает писать головы большого формата. Максимально приближенные к глазам зрителя, они с первой секунды порабощают наше восприятие. Исследователь творчества Петрова-Водкина видит в этом приеме влияние японской гравюры, в первую очередь, Китагава Утамаро с искусством которого художник был знаком, хотя с той же вероятностью можно предположить влияние византийской иконы. Сам Петров-Водкин заявлял о том, что прием масштабных голов он почерпнул у Валентина Серова. Ольга Мусакова. Мгновения вечности // Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. СПб. 2018. С. 13.

«Автопортрет» 1927 года отличает внешний аскетизм и предельная внутренняя собранность. В нем совершенно очевидно стремление решить вопрос об отношении личности и времени. Пластическая мощь черепа, по скульптурному пролепленный рельеф лица, плотно сомкнутые губы и зоркий глаз – видящий, чувствующий, знающий. В прозревающей будущее пристальности взгляда художника есть завораживающая непреклонность, присущая избранным, тем, кто посетил мир в его «минуты роковые», чтобы исцелять слепых.

Перед нами человек, осознающий свою ответственность перед грядущими поколениями. Создавая новое искусство для новой России, художник считал, что оно должно не только радовать зрителя – крестьянина, солдата, рабочего, но и «органически действовать на их клетки, на их кровяные шарики…», другими словами – «улучшать человеческий вид». В одном из писем жене в эти годы он писал: «Сейчас еще отсутствует подлинная культура, но когда она придет, будет толк. Пока они еще, как губка, которая впитывает в себя знания, а только знание может развить мозг, и когда голова будет полна до отказа – душа выявится широко и ярко…. Органическая культура – дорогая и драгоценная мечта моя. Но только наша Елена и ее сверстники, может быть, смогут ее достичь».

И в подтверждение этих слов в «Автопортрете» за спиной художника из космической синевы пространства проступает голова его пятилетней дочери Елены, как знак нового грядущего человечества – носителя высшего знания и духовности.