Мастер картины, Петров-Водкин в первые послереволюционные годы больше работает в жанре портрета и натюрморта. Среди портретов самые многочисленные — изображения матери, жены, дочери, автопортреты и портреты людей из близкого окружения художника. При всем многообразии стилистических приемов, всех их объединяет единство внешнего, внутреннего и типического, в результате которого, как пишет Мариэтта Шагинян, рождается «духовный портрет», «икона». Портрет персонажа видится как сумма понятий о нем, становится по преимуществу метафорическим, представляя собой совокупную множественность точек зрения на модель. Художник, как правило, изобретает сложную по своей структуре комбинацию форм заднего плана, в одних случаях включающую в себя детали реальности, в других — материализованные в синей дымке видения-фантазии, символически связанные с персонажем. <...> Художник предпочитает писать головы большого формата. Максимально приближенные к глазам зрителя, они с первой секунды порабощают наше восприятие. Исследователь творчества Петрова-Водкина видит в этом приеме влияние японской гравюры, в первую очередь, Китагава Утамаро с искусством которого художник был знаком, хотя с той же вероятностью можно предположить влияние византийской иконы. Сам Петров-Водкин заявлял о том, что прием масштабных голов он почерпнул у Валентина Серова. Ольга Мусакова. Мгновения вечности // Кузьма Сергеевич Петров-Водкин. СПб. 2018. С. 13.

Это произведение занимает особое место не только в портретном наследии Петрова-Водкина, но и среди изображений поэта, созданных другими художниками. Петров-Водкин создал одухотворенный памятник творчеству, красоте, человеческому достоинству. Анатолий Дмитренко // Санкт-Петербург: Портрет города и горожан. СПб, 2003. С. 337.

«Но в мире нет людей бесслезней, надменнее и проще нас» — эти строки из ахматовского «Не с теми я, кто бросил землю» 1922 года могли бы стать эпиграфом к образу поэтессы, созданному Петровым-Водкиным. Художник косвенно обращается к эталону поэтического портрета — портрету Пушкина работы Кипренского. Муза, материализующаяся из «планетарного» голубого фона за левым плечом Ахматовой, более не смуглая девушка с дудочкой в руке, диктовавшая строки своих ранних стихов, но строгая дева с гордо опущенной головой. Нам не известны обстоятельства, при которых был создан портрет, и где был сделан рисунок акварелью с натуры, легший в его основу. Любовь Большакова // Русский портрет. ХХ век: СПб, 2001. С. 181.

Простота и благородство портрета Анны Андреевны Ахматовой сродни ее лучшим стихам. Строгий лаконичный силуэт оплечной фигуры. Матово бледное, словно источающее свет, лицо-лик, безнадежно отрешенный взгляд холодно серых глаз, горькая улыбка, чуть коснувшаяся плотно сомкнутых губ. Внешний аскетизм и предельная внутренняя собранность. За спиной поэтессы склонила в печали главу строгая дева — муза, чьему шепоту внемлют только одаренные сверхчутким слухом. Ее силуэт выступает из космической синевы фона, словно источающего свет — свет «ахматовского» серебряного месяца, ярко стывшего над Серебряным веком и теперь становящегося все холоднее и бесприютней.

В 1922 году, когда создавался портрет, имя Ахматовой уже было прославлено в поэтическом мире. И вместе с тем она прошла через испытания, устоять перед которыми мог только человек исключительной силы духа. Многие покидали Россию, многие готовились ее покинуть. Годом ранее по обвинению в заговоре против советской власти был расстрелян ее бывший муж, отец ее единственного сына, знаменитый поэт Николай Гумилев. 

А здесь, в глухом чаду пожара

Остаток юности губя,

Мы ни единого удара

Не отклонили от себя.

Эти строки Ахматовой из стихотворения 1922 года «Не с теми я, кто бросил землю…» созвучны ясной выразительности портрета кисти Петрова-Водкина.

Анна Андреевна Ахматова (в девичестве Горенко, 1889–1966) — русская поэтесса, переводчица и литературовед, одна из наиболее значимых фигур русской литературы XX века. Своим предком по материнской линии считала ордынского хана Ахмата, от имени которого впоследствии и образовала свой псевдоним.