Судьба произведений Татлина сложилась парадоксально. Произведения его редки в коллекциях, но место одного из пионеров русского авангарда за ним закрепилось прочно. Знакомство и дружба на рубеже 1910-х годов с Ларионовым способствовали появлению в живописи и графике Татлина «примитивистских» тенденций. Художник был увлечен наблюдением за бытом и обликом заполнявших приморскую Одессу матросов, рыбаков, торговцев и прочих колоритных типов. Но вместе с тем характер обобщения, соотношения изображения с фоном, несомненно, были «подсказаны» Татлину древнерусскими иконописцами. Оттуда же проистекает резкий масштабный контраст между главным персонажем и небольшими фигурками в фоне, помещенными подобно клеймам в иконе, который создает резкий беспокойный ритм контуров, и пробела-блики на лице и одежде матроса. В «Матросе» автопортретные черты сплетаются с типическими, картина как нельзя лучше выражает и личностную характеристику и импульсивность творческих поисков художника. Русский музей. От иконы до современности. СПб. 2015. С. 313.

Судьба Владимира Татлина складывалась подчас необычно. Он был и моряком, и путешественником, и под видом слепого музыканта-бандуриста ухитрился даже проникнуть в Париже в мастерскую Пикассо – и он всегда оставался романтиком. Не случайно картина «Матрос» является одним из самых, быть может, романтизированных автопортретов в искусстве русского авангарда. Она принадлежит к раннему периоду творчества мастера (произведений Татлина этого времени до нас дошло не так много), но в ней уже ощутима та внутренняя неуспокоенность, тот импульс творческого поиска, который вскоре заставит художника двигаться вперед новыми, непроторенными путями. (Е. Б.). Русский портрет. ХХ век: СПб, 2001. С. 25.