Пушкинcкая тема появилась в творчестве Матвеева в 1937 году — год 100-летия смерти поэта, сопровождавшийся разнообразными мероприятиями, призванными увековечить тот образ поэта, который был нужен правительству Сталина. В эскизе статуи 1938 года Пушкин был представлен в последний год жизни. В 1948 году скульптор возвращается к своему замыслу, творчески перерабатывая его. В фигуре (СО-1303) и голове к этой фигуре (СО-1287) Пушкин представлен в трагическом образе преследуемого поэта, готового встретить и принять роковой выстрел, но не согласного быть игрушкой в руках света или правительства. В бюсте (СО-607) мы видим сильную, «африканскую» натуру Пушкина, человека мыслящего, ранимого, но в то же время обладающего твердой волей, который писал: «я могу быть подданным, даже рабом, но холопом и шутом не буду и у царя небесного».

Нет сомнения, что появление такого Пушкина у Матвеева связано с безобразной травлей и преследованием скульптора в 1948, когда он стал одной из жертв пропагандистской кампании по «борьбе с формализмом» в изобразительном искусстве, что было продолжением аналогичных правительственных акций в литературе, музыке и театре и являлось отражением в художественной сфере курса Сталина на изоляцию СССР, строительство железного занавеса и уничтожение любых проявлений самостоятельности мысли. Ответ Матвеева на это преследование, выраженный в образе Пушкина, обнаруживает параллели в «Антиформалистическом райке» Д. Д. Шостаковича и в строках А. А. Ахматовой:

«Неуклонно, тупо и жестоко

И неодолимо, как гранит,

От Либавы до Владивостока

Грозная анафема гудит».

Это был ответ той же художественной силы и того же гражданского мужества, но выраженный в скульптурных формах, согласно максиме Шарля Деспио: «Я только скульптор, я выражаю себя только через пластические средства». П. Е. Бельский // «Он победил и время и пространство...». К 225-летию со дня рождения А. С. Пушкина. СПб, 2024. С. 121.