«Березка» — последнее произведение скульптора — была задумана как большая монументальная фигура в дереве (осталась незаконченной). Она стала выражением духа времени, образом человека нового мироощущения, только тема борьбы, преодоления превратилась у Анны Голубкиной в гармоничный образ юности. «Березка» — хрупкая девушка, противостоящая ветру. Она сильна своей внутренней энергией, «соками земли», ее отличает особая поэтичность, избегающая внешней красивости, торжественность, «свободное дыхание». Созданный автором образ связан с традицией народной поэзии. По словам автора, особые трудности она испытывала в работе с лицом своей героини, не находя в жизни натуру, которая дала бы возможность воплотить замысел. Любовь Славова // Эскиз, этюд, модель в скульптуре. СПб, 2012. С. 28.

К «образным» этюдам относятся и размышления скульпторов на отвлеченные темы. Они, как правило, имеют аллегорический смысл, отраженный в названиях. Несколько этюдов к последнему, неоконченному произведению Анны Голубкиной «Березка» (1927) — пластическая метафора всего, что в России вкладывается в это понятие. В образе стройной, гибкой девушки с развевающимися на ветру одеждой и волосами Голубкина воплотила не только представления о юности, нежности, вечном обновлении жизни, но и стойкости, и внутренней силе.

Грань между «сюжетными» и «образными» этюдами и станковой пластикой очень тонка. По одну ее сторону находятся факт как таковой, кратковременность явления, натурность, быстрота исполнения, сиюминутное впечатление в основе содержания образа. По другую — обобщение на основе знания, длительность подготовки и кропотливость работы, собирательность и вневременная глубина образа. Манера исполнения и тех и других зависит от индивидуальности авторов. Марина Стекольникова. Приподнять покрывало Изиды // Эскиз, этюд, модель в скульптуре. СПб, 2012. С. 16.

Эпоха русской культуры 1900–1910-х годов, которая позднее получила название «Серебряного века», явилась для русской скульптуры воистину золотым веком. <…> Но при этом в России тогда не было ни одной сильно отрывающейся от общего уровня индивидуальности или, как мы теперь говорим, – не было лидирующей фигуры, которая открывала бы перспективу на будущее. У русской пластики той эпохи не было своего Пушкина.

Иная картина в начале ХХ века, в эпоху нового расцвета русской пластики, выразившегося в появлении целой плеяды таких удивительных по силе оригинальности и самобытности индивидуальностей, первооткрывателей новой формы, как Павел Трубецкой, Анна Голубкина, Александр Матвеев, Сергей Коненков. И хотя, за исключением Коненкова, все остальные представители этой плеяды обращались к дереву нечасто (или совсем не обращались, как Трубецкой), интерес к этому материалу шел в русле общих важнейших пластических проблем времени. Та революция, которую произвел в скульптуре Роден, повлекла за собой раскрепощение этого самого скованного, самого инертного и, может быть, наиболее традиционного вида искусства XIX века. Новое к ней отношение рождалось в яростной борьбе с академизмом. Раскрепощение творчества распространилось по всем линиям: и по линии формы, и по линии композиции, и по возврату к ваянию как творческому процессу (будь то дерево, мрамор или гранит). В области деревянной скульптуры путь шел через преодоление возникших в то время стилизаторских тенденций и достаточно сильного влияния модерна. <…>

Анна Голубкина по-настоящему увлеклась деревом лишь во второй половине своего творческого пути, после длительного и блистательного опыта работы в мраморе, что не могло не сказаться при переходе к совершенно для нее новому материалу, требующему иного подхода. Освоение дерева в его специфике давалось художнице нелегко. При всей энергии формы, отличающей лучшие портреты Голубкиной в дереве, все-таки в них наблюдаются некоторая скованность и заученность пластического приема. Возможно, напряженная, экспрессивная лепка Голубкиной противоречила обобщенному, спокойному и лаконичному языку дерева. И лишь в самом конце жизни Голубкина открыла для себя новые возможности, которые так ярко проявились в ее последней, к сожалению, незавершенной статуе «Березка» (1927), пластический язык которой обрел широту и свободу, столь необходимые в дереве. Мантурова Т. Б. Возрождение дерева в русской скульптуре ХХ века// Русская скульптура в дереве. XX век. СПб, 2001. С. 5-6.