С. Т. Конёнков о работе над статуями Самсона и «Освобожденного человека»:

«С первых же дней пребывания в Академии художеств я, не переставая, думал о Самсоне. Теперь созрело решение вылепить статую Самсона на конкурс по соисканию трехгодичной командировки за границу. С юношеских лет меня увлекла солнечная легенда о благородном титане. Самсон верно служил своему народу, спасая его от рабства филистимлян. Он всякий раз побивал врагов своего народа, и тогда угнетатели решили расправиться с ним. Они подкупили коварную Далил,  поручив ей выведать тайну силы Самсона. Доверчивый титан открыл ей свое сердце, и Далила, опьянив народного богатыря, остригла его семь кос. В них была его сила. Филистимляне выкололи Самсону глаза и сковали его медными цепями. Но у Самсона снова отросли волосы, и он обрушил на угнетателей колонны и стены храма.<…>

< …>Мне хотелось отразить в этой статуе настроение окружающей меня жизни. Я видел. что конец народному долготерпению близок, что колосс-народ не в силах больше выносить  сковывающих  его  цепей. Вот-вот и он сделает нечеловеческое усилие. чтобы разорвать крепкие. веками связывавшие его путы.< …>

<…>Нелегок путь к свободе. С кровью врежутся крепкие путы в тело разрывающего узы Самсона. Но придет время, и измученный титан вздохнет. Он снова соберется с силами. сделает новое, еще большее усилие и разорвет узы рабства. Да. Разорвет. потрясая колонны храма, разрушит его... Я решил приняться за работу и к осени, вернувшись в Петербург, подал заявление о выходе на конкурс соискателей заграничной командировки и звания классного художника. Мне предоставили удобную мастерскую в нижнем этаже Академии, с окнами. выходящими в сад, и назначили жесткие сроки.

Уединившись в мастерской для дипломников, принялся за эскизные разработки. Один из эскизов представлял Самсона с волосами. заплетенными в косы. Семь кос с змеиными головами на концах впивались в ремни, связывающие колосса, и. стараясь перегрызть их, помогали ему освободиться. Но косы-змеи отвлекали внимание от главного, а оно заключалось в том, чтобы показать великое напряжение могучих мыщц титана. Не удовлетворил меня и вариант с сидящим Самсоном. Наконец я нашел,что искал. Мой Самсон должен представлять собой гиганта с небывало могучими и до крайности напряженными мышцами. Гигант сделал нечеловеческое усилие. ремни глубоко врезались в тело, но ни один из них не подался ни на волос. Недаром голова Самсона острижена Далилой и «дух божий отступился от него».

<…>События обостряли смысл моей работы над «Самсоном, разрывающим узы». На моих глазах конные и пешие блюстители самодержавия издевались над народом так же, как филистимляне над Самсоном. В ту ночь я думал об узниках Петропавловской крепости, где в заточении в темных одиночках страдали отважные борцы за свободу. Сердце мое полнилось гневом. В академической мастерской я продолжал работать с огромным вдохновением и азартом. Я стремился наполнить скульптуру-символ духом современной борьбы. <…>

Как ни могуч был мой натурщик, но разве мог он обладать такими мышцами, которые в неистовом порыве напряг легендарный Самсон, великан, жаждавший свободы! Мой «Самсон» должен стать воплощением всенародного протеста, пафоса гигантской силы. Поэтому единственный путь решения темы «Самсона» я видел в смелой гиперболизации образа.

Высота статуи — четыре с половиной аршина — потребовала сооружения лесов. Стоя наверху, увлекшись лепкой головы, я оступился, упал и сломал правую руку. Потерять правую руку в разгар работы! Невыносимо обидно. Вне себя от огорчения я направился к своему приятелю доктору Исаченко в Мариинскую больницу. Доктор осмотрел руку, исследовал ее рентгеновскими лучами и определил опасный перелом обеих костей предплечья у запястно-лучевого сочленения.

Исаченко стал успокаивать меня, обещая, что через два месяца рука заживет, и тут же заковал ее в гипс. Легко ему говорить о двух месяцах! Для меня через два месяца кончалось конкурсное время. Что же делать? Выход был один — лепить левой рукой. Работал я исступленно и в полтора месяца закончил статую. Когда «Самсона» установили в Малом зале Академии, статую впервые увидели Репин и Беклемишев. (Пока работал, я никому, кроме Кончаловского и Ермолаева, «Самсона» не показывал.)

Репину статуя понравилась.

— Какая мощь! Какая сила! — восторгался он.

Беклемишев был недоволен. Гиперболизация форм, обостренная экспрессивность и динамика моей скульптуры ничего общего не имели с установками Академии, предпочитавшей «тишь да гладь» — жанровость сюжетов, привычность, вылизанность форм.

— Вы мне не верите? — с разочарованием в голосе сказал Владимир Александрович.— Покажите статую Куинджи.

Показать «Самсона» Куинджи я не успел. Начался художественный совет, который длился два дня. Вокруг моей работы разгорелись ожесточенные споры. Приверженцы академизма встретили мою работу «в штыки». Ее называли «насмешкой над Академией», а меня «беспокойным москвичом». Некоторые, распалясь, повторяли придуманный когда-то перл красноречия: «Академия пригрела на своей груди змею»›.

Академистов смущало, что я нарушил обычные пропорции. Они «вершками» измеряли мою работу, не вникая в ее смысл. Я неплохо знал анатомию и в тех случаях, когда «нарушал» ее, делал это сознательно, по праву творца на художественную гиперболу.

Заступничество Куинджи, яростная защита моей дипломной работы Репиным, одобрительные слова профессора Матэ и голосование «за» Беклемишева определили решение совета в мою пользу... большинством в один голос. Мне дали звание свободного художника. Ни о какой заграничной командировке не могло быть и речи.

Но на моей стороне были те, кто`не имел «права голоса», — студенты, они открыто одобряли «Самсона».

<…> Художественная общественность поняла значение «Самсона». Дягилев поместил репродукцию «Самсона, разрывающего узы» вскоре после защиты мною диплома, в том же 1902 году, в двенадцатом номере журнала «Мир искусства». Известный художественный критик С. Маковский счел необходимым включить «Самсона» в составленный им альбом «Современной скульптуры», где были представлены крупнейшие мастера скульптуры Европы и России начала ХХ века. В комментарии к репродукции скульптуры «Самсон, разрывающий узы» Маковский писал: «В первой крупной работе Коненкова «Связанный Самсон» не только чувствуется «талант божией милостью», но и самостоятельный пластический метод. Метод синтетического упрощения. В этой огромной, тяжелой, стихийно-мощной фигуре «Самсона» молодой художник, будучи учеником Академии, выразил свое страстное отвращение от выродившихся канонов Академии, от той смеси фотографически-пошлого формования казенной «натуры» и «идеализации» форм по классическим образцам, которые до сих пор выдаются за истину нашим высшим художественным училищем...

В отличие от того, чему учили и учат профессора академических мастерских, «Самсон» совсем не «натура» и не школьная идеализация: это — смелый вызов традициям, утверждение державных прав художника на свободу фантазии и в то же время интересная попытка чисто монументального ваяния, т. е. скульптуры, упрощающей телесные формы, подвергающей их деформации во имя высшего художественного синтеза».

Миф о Самсоне — один из чудеснейших в сокровищнице народной поэзии. Титан, защищающий свободу своего народа, побежденный женским коварством, униженный и ослепленный, находящий в себе силы для того, чтобы разорвать свои цепи и победить, — это одна из вечных песен борьбы за свободу. Как известно, мифом этим окутаны солнечные явления — вечная борьба света и тьмы.

Поезд Владивосток — Москва пересек великий Советский Союз с востока на запад. Впервые мне пришлось ощутить масштабы Родины. Впервые перед моими глазами развернулись во всей своей величавой красоте просторы Сибири, я увидел Урал, поклонился Волге.

12 декабря 1945 года мы вышли на перрон Ярославского вокзала и попали в объятия друзей<…>

Здравствуй, Родина! Как счастлив я, встретившись с тобой! Теперь навсегда.

Первым нашим пристанищем в послевоенной Москве стала одноименная гостиница. Первым делом, за которое я взялся, как только расположился в отведенных нам помещениях прекрасного отеля, был поясной портрет Владимира Ильича Ленина — «В. И. Ленин выступает на Красной площади в 1918 году». Я вырубил говорящего Ленина в дереве.<…> Я пытался представить исторический военный парад 7 ноября 1941 года. И другой парад — парад победителей в июне 1945 года. Во всем своем величии вставал передо мной новый человек — титан, победитель фашизма. Тогда же появились первые эскизы «Освобожденного человека». Саму фигуру Самсона-победителя лепил уже в новой мастерской, куда перебрался из гостиницы весной 1947 года.<…>

С великим воодушевлением работал я над фигурой гиганта — Самсона, в котором виделся мне образ родного народа. «Освобожденный человек» был исполнен в гипсе и тонирован  под бронзу. Краска дала тон светлый, мажорный. Первые же посетители, увидевшие скульптуру у меня в мастерской, дали ей свое название — «Золотой человек».

На очередной Всесоюзной художественной выставке, которая состоялась в Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина, собравшийся на вернисаж народ аплодисментами приветствовал гиганта, простершего к небу могучие руки. Это окрылило меня. Я всегда доверял народному мнению больше, чем рассуждениям иных профессионалов, которые, кстати сказать, на этот раз отнеслись к моей большой работе скептически. Воодушевление людей при виде «Освобожденного человека» давало мне новые силы.»
Коненков С.Т. Мой век. Воспоминания М. 1988. С. 123-312