В конце 1800 — начале 1810-х Владимир Боровиковский пишет «Екатерину II на прогулке в Царскосельском парке». Это — особая глава в «истории искусства про собак». Есть два авторских варианта упомянутого портрета. Третьяковской галерее принадлежит портрет, в котором императрица изображена на фоне Чесменской колонны (1794), в русскомузейном варианте — Кагульского (Румянцевского) обелиска. Важен не столько антураж (оба памятника символизируют победы русского оружия екатерининской эпохи), сколько сам дух портрета. Это портрет концептуально не парадный, чем отличается от череды портретных образов предшествующих десятилетий, в которых императрица представала «во славе» — Победительницей, Законодательницей, Просветительницей и так далее. В портрете Боровиковского она — ревнительница частной жизни, прогулок на природе, естественных эмоций, уединенных размышлений. Разумеется, не совсем так — обелиск напоминает о государственных победах, но в целом камерная нота звучит вполне отчетливо. Да и портрет был не государственным, а сугубо частным заказом: кружка Николая Александровича Львова, архитектора-палладианца, разностороннего ученого, выдающегося деятеля Русского Просвещения. Николай Львов, наравне с Михаилом Муравьевым, Николаем Карамзиным, молодым Василием Жуковским привнесли в русскую культуру сентиментализм, явление универсальное, проявившее себя в самых разных областях — от философствования до поведенческого рисунка.

Идеализация жизни на лоне природы, благотворно влиявшей на «покрой души» (выражение Анатолия Эфроса) проникает на все уровни портретного образа. Естественно, культ чувствительности не был бы передан в должной мере без изображения собаки. Это — комнатная левретка, «самая миниатюрная и темпераментная представительница клана борзых». Императрица уделяла левреткам немалое место в своих эпистолиях («...если было когда-то на свете существо, имевшее право на речь, то это, без сомнения, Том Андерсон», — писала она о родоначальнике своих комнатных левреток). Они окрашивали ее частную жизнь: собака — спутник прогулок, поверенный в переживаниях, воображаемый собеседник. Однако левретка, изображенная художником, — не просто исторический момент: знак привязанности именно к данной породе. Это знак сентиментализма как мироощущения. Укрепляется традиция: императорские и аристократические портреты создаются «с участием собак». Александр Боровский. Художник и собака. Путь в искусстве // Жизнь замечательных собак. СПб. 2025. С. 13.

Екатерина II, не устававшая подчеркивать свою преемственность от владельца Лизетты (Петр Великий был владельцем двух собак: Тирана, кобеля датской породы булленбейсер, и Лизетты, подаренной царю Меншиковым), учредила ритуал владения собакой-левреткой. Для нее статус владелицы левретки был важен в том числе и с политической точки зрения. Приняв самца левретки в подарок от доктора Тома Андерсона, Екатерина II подчеркнула свою англоманию как раз в 1770 году — в разгар первой турецкой войны, будучи заинтересованной в поддержке Британии. <…>

Многочисленных потомков Тома Андерсена императрица раздавала придворным вместе с пожеланием разбивать английские парки и строить готические замки. Именно Екатерина II учредила первое из царскосельских кладбищ августейших животных у гранитной пирамиды за Большим прудом.

К тому времени любовь к домашней собаке стала частью европейской культуры, и Екатерина II это чутко уловила. От Тома Андерсона происходила и знаменитая любимица императрицы — левретка Земира (1778–1785), названная в честь героини популярной оперы. Ее образ запечатлен Владимиром Боровиковским на картине «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке» (ГТГ, авторское повторение ГРМ, 1800–1810), программа которой была придумана в 1794 году кружком Николая Львова. Сергей Кузнецов. Аристократические собаки // Жизнь замечательных собак. СПб. с. 26-27.