Этот Собор был созван византийским императором Феодосием Великим в 381 году для борьбы с учением Македония, который отвергал божественную сущность Святого Духа. Постановление Собора читает Григорий Богослов. Среди изображенных патриархи: Тимофей Александрийский, Мелетий Антиохийский, Кирилл Иерусалимский. Ирина Шувалова. Живопись // Суриков в Русском музее. СПб, 1998. С. 108.

В числе поступивших в Русский музей в 1930 году из Академии художеств работ Сурикова – четыре эскиза росписей храма Христа Спасителя в Москве (Ж-4253, Ж-4254, Ж-4255, Ж-4256). Этот принятый художником по окончании Академии официальный заказ – изобразить четыре Вселенских Собора – казалось бы, был чужд его независимой натуре. Однако, проявляя большой интерес к раннему периоду христианства с его подвижниками и мучениками, Суриков стремился в лицах, позах, продуманных жестах императоров и церковных деятелей показать убежденность, внутреннюю силу, даже фанатизм. Художник искал в них черты, которые бы роднили их с евангельскими пророками и проповедниками. Важны и высокие живописные качества этих эскизов, еще не подвергшихся исправлениям чиновничьей Комиссии по построению храма, после которых заново написанные согласно сделанным поправкам картоны утратили свежесть и оригинальность первоначальных творческих решений. И тем не менее не только эскизы, свидетельствующие о развивающемся живописном таланте Сурикова, но и сами росписи обогатили его опытом работы над большими многофигурными композициями, подготовив почву для самостоятельного творчества.  И. Шувалова. Работы Сурикова в Русском музее // Суриков в Русском музее. СПб, 1998. С. 65.

Академический Суриков давал все основания видеть в нем последовательно формирующегося мастера религиозной и исторической живописи. В самом прямом смысле намечалась дорога к храму: его привлекают к работе по росписи храма Христа Спасителя*. Но, как показывают эскизы „Вселенских Соборов“ (1876–1877) и сохранившийся оригинал – стенная картина „Четвертый Вселенский Собор“ (1878), Суриков, хотя и подошел с большой ответственностью к важнейшей для истории христианства теме борьбы с ересями, был не готов к ее решению, и не столько в профессиональном, сколько в духовно-мировоззренческом плане. Он не хочет мириться с каноном, но и не может „угадать“, как все это было на самом деле, „не охвачен тревогой тех воспоминаний, что носил в памяти своей крови“**. А значит, для него это как бы не существует, не оживляется личной связанностью, увиденностью, породненностью. Церковный раскол осознается умом, но не проходит через сердце. В. Леняшин. Суриков - почва и судьба // Суриков в Русском музее. СПб, 1998. С. 6.

* Подробнее о работе Сурикова в храме см.: Климов П. Ю. Живописное убранство храма Христа Спасителя // Храм Христа Спасителя. М., 1996. С. 115–119.
** Волошин. С. 56.