Нарбут Е. И.
Иллюстрация для книги «Игрушки». Китайский театр
1911
ГРМ
Нарбут Е. И.
Иллюстрация для книги «Игрушки». Китайский театр
- 1911
- Бумага, акварель. 23,7 x 17,9
- Государственный Русский музей
- Р-1574
Бенуа А. Н.
«Кухарочка»
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
«Кухарочка»
- Эскиз костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, итальянский карандаш. 31 x 23,2
- Государственный Русский музей
- Р-38489
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Берег моря
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Берег моря
- Эскиз декораций к опере Стравинского «Соловей»
- 1914
- Бумага, гуашь, цветные карандаши. 33,8 x 49,5
- Государственный Русский музей
- Р-38507
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Ваза
- Бутафория к опере Стравинского «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, тушь, цветные карандаши. 35,2 x 22
- Государственный Русский музей
- Р-38500
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Ваза
- Бутафория для оперы Стравинского «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, тушь, цветные карандаши. 35,6 x 21
- Государственный Русский музей
- Р-38501
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Зонтик
- Бутафория для оперы Стравинского «Соловей». На обороте: Беглые наброски
- 1914
- Бумага, гуашь, бронза. 47,4 x 31,4
- Государственный Русский музей
- Р-38503
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Император
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Император
- Эскиз костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, итальянский карандаш. 31,4 x 23,2
- Государственный Русский музей
- Р-38488
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Китаец с зонтиком
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Китаец с зонтиком
- Эскизы костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, гуашь, бронзовая и серебряная краски, тушь, кисть, чёрный карандаш. 48,9 x 33,8
- Государственный Русский музей
- Р-38483
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Придворный
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Придворный
- Эскиз костюма для Китайского марша к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, гуашь, тушь, цветной карандаш. 48,7 x 30,5
- Государственный Русский музей
- Р-38481
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Придворный
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Придворный
- Эскиз костюма для Китайского марша к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, гуашь, тушь, кисть, цветной карандаш. 47,4 x 30,2
- Государственный Русский музей
- Р-38480
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Придворный, несущий соловья
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Придворный, несущий соловья
- Эскиз костюма для Китайского марша к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, гуашь, тушь, цветной карандаш. 45,2 x 30,9
- Государственный Русский музей
- Р-38482
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Рыбак
- Эскиз костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель. 48,2 x 30,3
- Государственный Русский музей
- Р-38486
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Танцовщица
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Танцовщица
- Эскиз костюма для Китайского марша к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, белила, тушь, кисть, бронзовая и серебряная краски, цветной карандаш. 47,7 x 31
- Государственный Русский музей
- Р-38479
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Фонарь
- Бутафория для оперы Стравинского «Соловей»
- 1914
- Акварель, тушь, бронза, серебро. 47,5 x 31,2
- Государственный Русский музей
- Р-38505
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Человек с бичом
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Человек с бичом
- Эскиз костюма для Китайского марша к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель, бронза. 48,7 x 29,8
- Государственный Русский музей
- Р-38485
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Эскиз декорации к опере Стравинского «Соловей»
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Эскиз декорации к опере Стравинского «Соловей»
- 1914
- Бумага на холсте, гуашь, тушь. 20,6 x 34,4
- Государственный Русский музей
- Р-38495
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Эскиз декорации к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Эскиз декорации к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- Эскиз декорации к I действию
- 1914
- Бумага, акварель, гуашь, графитный карандаш. 66,7 x 98,7
- Государственный Русский музей
- Р-5825
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма главной танцовщицы в процессии китайского императора для оперы Стравинского "Соловей"
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма главной танцовщицы в процессии китайского императора для оперы Стравинского "Соловей"
- 1914
- Бумага, акварель. 47,8 х 30,5
- Государственный Русский музей
- Р-38478
Музыка И. Ф. Стравинского и С. С. Митусова, либретто на сюжет сказки Х. К. Андерсена, хореография Б. Г. Романова, постановка А. Н. Бенуа и А. А. Санина, художник А. Н. Бенуа. Театр Гранд Опера, 26.05.1914.
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
«Особенно меня радовало то, что получалось из Китайского марша у начинающего тогда свою балетмейстерскую деятельность Б. Г. Романова... <...> По моему плану надлежало в строгом соответствии с музыкальными кусками выступать из кулис звеньями длиннейшей процессии. Она начиналась с „танцовщиков Его Китайского Величества“ и кончалась появлением под гигантским черным с лиловым зонтом самого государя — в окружении мандаринов первого ранга, облаченных в черные халаты. По мере выступления „придворной балетной труппы“ каждая группа, сделав два тура по сцене, располагалась затем на полу, внутри огороженного зажженными фонариками специального пространства, образуя собой пестрый и роскошный живой цветник, подчеркивающий своими движениями разные моменты развертывающегося затем действия. Романов с редкой чуткостью понял мои намерения, и уже до того, как артисты надели костюмы, эта длинная сцена выходила удивительно волнующей. На спектакле же, когда все это повторилось во всей яркости причудливых одежд под огромными голубыми фонарями-люстрами, на фоне белых с синим фарфоровых колонн, когда из-под зонта выступило все сверкавшее золотом и драгоценностями Богдыханское Величество, собравшиеся же подданные поверглись перед ним ниц, то эффект получился такой силы, какой я и сам не ожидал! И, пожалуй, в первый раз тогда за всю мою театральную карьеру я почувствовал какое-то „умиление“ перед собственным произведением…» Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 536.
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма к опере с танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, графитный карандаш, тушь, акварель. 31 x 23,2
- Государственный Русский музей
- Р-38487
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма китайца к опере танцевальными интермедиями «Соловей»
1914
ГРМ
Бенуа А. Н.
Эскиз костюма китайца к опере танцевальными интермедиями «Соловей»
- 1914
- Бумага, акварель. 51,5 x 33
- Государственный Русский музей
- Р-38477
«Соловей» — опера в трёх актах Игоря Стравинского по либретто композитора Степана Митусова и на сюжет сказки Г. Х. Андерсена «Соловей». Премьера состоялась в 1914 году на сцене Театра Елисейских Полей в рамках Дягилевского сезона. Антрепренёр — Сергей Дягилев, художник — Александр Бенуа.
Во дворце китайского императора в глубине огромного сада жил соловей, который славился своим прекрасным пением. Путешественники рассказывали о крылатом певце, как о чуде, учёные описывали его в книгах, а поэты слагали о нём стихи. Император, узнавший о соловье из книги, пожелал пригласить птицу во дворец. Соловей охотно согласился и на придворном празднике спел так чудно, что вызвал слезы на глаза императора. Оставшись во дворце, соловей поселился в отдельной комнатке, жил в окружении двенадцати слуг и гулял дважды в сутки. Живое, природное пение соловья противопоставляется мелодии искусственного соловья, которого императору прислали в подарок.
Спектакль, носивший несколько балетный характер, отражал восхищение художника китайским искусством и лубком. Однако «Китай» увиден здесь глазами художника, умудренного творческим опытом русской живописной традиции. Художник считал «Соловья» одной из лучших своих работ. Среди похвальных откликов можно отметить статьи А. В. Луначарского, не раз возвращавшегося к этому спектаклю в связи с его «чрезвычайно интересными декорациями». (http://benua-memory.ru/Solovey-1914)
Из воспоминаний А. Н. Бенуа о работе над постановкой оперы «Соловей»: «Мне очень нравилось то, как Стравинский и Митусов „уложили“ сказку в оперное либретто. Мне это давало возможность излить весь мой восторг от дальневосточного искусства — как в передаче приморского пейзажа, так и в изображении тронного зала в „фарфоровом“ дворце и золотой, залитой солнцем, царской опочивальни. Сначала я было решил держаться стиля тех chinoi-series*, которые были в ходу в XVIII в.; но по мере работы меня стала немного раздражать их слишком явная нелепость, и в мою постановку стали проникать отражения моего увлечения подлинно китайским. В смысле костюмов неоцененным материалом мне послужили раскрашенные китайские лубки, коих у меня было великое множество — ими меня когда-то одарил ездивший во время войны в Маньчжурию С. С. Боткин. В конце концов у меня получилось нечто далекое от педантичной точности, весьма смешанное, но и нечто вполне соответствовавшее музыке Стравинского, в которой великолепный китайский марш, занимающий половину второго акта, а также обе серии Соловья и Смерти как бы выдают известный „стиль подлинности“, тогда как все остальное выдержано скорее на „европейский“ лад.
Работа над „Соловьем“ доставила мне огромное наслаждение. Только этим наслаждением я и объясняю себе теперь то, как мог я с ней в ту зиму справиться, как мог я совместить ее с напряженной работой над „Хозяйкой гостиницы“ для Художественного театра и с научными трудами, связанными с созданием моей „Истории живописи“
Костюмы я рисовал в своем довольно светлом номере московской «Национальной» гостиницы; декорации я скомпоновал во время своих побывок в Петербурге, и сделал я все эти эскизы в необычайную для себя величину. Самую живопись для сцены я поручил симпатичнейшему и весьма искусному художнику Н. Б. Шарбе, который их и привез с бесчисленной бутафорией в Париж, частью пользуясь дипломатической вализой. К этому моменту и я сам вырвался из Москвы и приехал в Париж, где шли наши репетиции». Александр Бенуа. Мои воспоминания. Том 2. М., 1980. С. 534-535.
* Увлечений китайщиной (франц.)
Нарбут Егор (Георгий) Иванович
1886, Нарбутовка Черниговской губернии — 1920, Киев
График. Учился на историко-филологическом факультете Петербургского университета (1906–1909). Работал в мастерской И. Я. Билибина, занимался в ХШ Е. Н. Званцевой (1907–1909) у М. В. Добужинского и Л. С. Бакста, в школе Ш. Холлоши в Мюнхене (1910). Член объединения „Мир искусства“ (секретарь с 1916). Участник выставок: НОХ (1908–1910), СРХ (1910), „Мир искусства“ (1911, 1912, 1915, 1916), Профсоюза киевских художников (1920), оригинальных рисунков петроградских книжных знаков (1923), „Русский книжный знак в Казани“ (1923); Международной в Лейпциге (1914). Профессор Академии искусств Украины (с 1917), ректор (1918).
Неоклассические тенденции в книжной и журнальной графике Нарбута ощутимо проявились с начала 1910-х годов. Он интенсивно работал для издательств „Шиповник“, „Просвещение“, „Пантеон“, товариществ М. О. Вольфа, И. Д. Сытина, С. Н. Тройницкого и других. В 1907 и 1909–1913 годах иллюстрировал детские книги по заказу И. Н. Кнебеля („Три басни“, „Басни Крылова“, сказки Г. Х. Андерсена „Соловей“, „Прыгун“, „Оловянный солдатик“ и „Старый уличный фонарь“). В оформлении художника изданы „Современная русская графика“ С. К. Маковского и Н. Э. Радлова (1914, совместно с С. В. Чехониным), сборник стихотворений В. И. Нарбута „Аллилуйя“ (1912, 1919), „Песня брюссельских кружевниц“ Т. Л. Щепкиной-Куперник (1915), исследования Г. К. Лукомского „Галиция в ее старине“ (1915), „Старинные усадьбы Харьковской губернии“ (1917) и другие. Нарбут много работал для журналов „Аполлон“, „Гербовед“, „Лукоморье“. Увлеченность художника искусством русского ампира получила воплощение в возрождении искусства силуэта, активно используемого им для создания портретов и в книжной графике. // Неоклассицизм. СПб. 2008.
Бенуа Александр Николаевич
1870, Санкт-Петербург – 1960, Париж
Живописец, график, театральный художник, художественный критик, теоретик и историк искусства, музейный деятель.
Вольнослушатель Императорской Академии художеств (1887-1888), затем занимался под руководством брата, Альберта Николаевича, председателя Общества русских акварелистов.
В 1890-1894 учился в Санкт-Петербургском университете. Вдохновитель, один из организаторов и главный теоретик общества «Мир искусства». Член «Союза русских художников» (1903-1910), пожизненный член «Осеннего салона» в Париже. Виднейший представитель художественной династии Бенуа.
Начал работать как театральный художник с 1900, а с 1907 и как режиссер. В 1890-1910-х много путешествовал по Европе. В 1917 — один из организаторов Комиссии по делам искусства для переговоров с Временным правительством об охране памятников искусства и старины. С 1917 — член Совета Эрмитажа. В 1918-1926 — хранитель отделения французской и английской живописи в Государственном Эрмитаже. С 1926 постоянно жил в Париже. Много работал для оформления спектаклей театров Парижа и Милана.
Главные темы работ — Россия и Франция XVIII — начала XIX века. Автор ряда серий графических произведений, в том числе «Версальской» (1905-1906), цикла композиций на исторические темы, пейзажей Петербурга и окрестностей. Много работал в книжной графике. Оставил воспоминания.
